Отправлено: 27.07.06 21:53. Заголовок: "Объясни мне, сестра", ДМ/ГП, юмор/ромэнс/ангст. Начало
Название: "Объясни мне, сестра" Автор: vzmisha4
Жанр и рейтинг: Хмм. После долгих мучений я ничего не придумала, кроме как юмор/ангст/ромэнс. Насчет рейтинга - пока нет (то бишь, Жи). Моя врожденная стыдливость посмотрит, что будет дальше.
Дисклеймер: Все её.
Story: Глядя на маленькую девочку, вы едва ли заподозрите ее в возможности "хоть что-нибудь понять в ваших проблемах". Иногда вы оказываетесь неправы.
И вот еще что. Если кому нибудь, паче чаяния, это безобразие понадобится, забирайте, только киньте сову (для разгону советую как следует пнуть).
Флер сидела у зеркала и расчесывала волосы. Вот уже какой месяц, как она преподает в Хогвартсе Заклинания, а все никак не привыкнет к этому странному замку – и лестницы-то в нем имеют свое мнение, куда и как ей стоит идти, и привидения-то имеют неприятную привычку бросатся в мимо идущих чернильницами, и даже в ее собственной комнате – мелкое, но, скажем так, досадное неудобство – зеркала, в отличие от привычных льстивых зеркал Шармбатона, вместо того, чтобы восторгаться ее внешностью и превозносить ее при каждом удобном случае (а она бы отмахивалась с притворным раздражением), просто обожали ехидно проговорить что-нибудь вроде «А у тебя чернила сзади на шее» или «Что-то ты сегодня неважно выглядишь. Бессоница?». Мрак. Когда же она выглядела хорошо, и придраться было решительно не к чему, они словно воды в рот набирали, и от их гладкой поверхности, казалось, веяло холодным безразличием.
Интересно, они ко всем так относятся? Но спрашивать об этом – ниже ее достоинства, тем более что она почти не сомневалась, что ответ будет отрицательным. Еще бы, ведь она собственными ушами слышала, как настенное зеркало в коридоре шепнуло проходившему мимо Драко Малфою «Ох ты, красавчик, ну же, посмотри-ка в меня», или что-то в этом духе, тогда как этот мальчишка был, без сомнения, гораздо менее красив, чем она. Хотя у него, конечно, были прекрасные белокурые локоны и такие решительные серые глаза, и такая... Так, Флер, прекрати. Он младше тебя и мог бы быть твоим учеником – но он занимается у Флитвика. Так уж вышло.
Флер со вздохом отложила расческу. Пора было на занятия, а ей так не хотелось идти к этим скучным хаффлпафцам и неуемным гриффиндорцам. Весна, гормоны бушуют, и если кроткие студенты факультета Барсука переносят ее вполне терпимо, то случай с Рональдом Уизли «случайно» наложившим заклинание Невидимости на блузку своей соседки, вовсе не был из ряда вон выходящим. Девушка – она, кстати, староста курса, какой конфуз! – ничего не сделала ему на уроке, но на следующий день он пришел в весьма непотребном виде, если только так можно выразится о прекрасном бюсте внушительных размеров, выросшем у него за ночь и не поддающемся никаким заклинаниям. Он пытался остатся в Больничном Крыле – но мадам Помфри категорично заявила, что он не болен и что некоторые излишние... хм, части тела, не помешают его умственным усилиям. Что ж, может быть, части тела им не мешали, зато хихикание одноклассников, не прекращающееся в течение урока, вряд ли им способствовали. Мисс Грейнджер была в восторге, заклинания девушке явно удаются, она вообще сообразительна и не лишена чувства юмора – что называется, позор за позор, хотел полюбоватся – любуйся хоть целый день, не отходя от зеркала. Надо бы с ней поговорить о ее карьере – из девушки выйдет отличная колдунья.
Сзади послышались чьи-то шаги, и Флер нетерпеливо оглянулась – однако, увидев вошедшего, складка между ее бровей разгладилась. В дверном проеме стояла маленькая девочка с синими глазами и копной белокурых кудряшек. На вид ей было лет семь, хотя на самом деле ей было почти одиннадцать, и на следующий год ей надлежало отправиться в школу. Профессор Делакур искренне надеялась, что ее сестре придет приглашение из Хогвартса и девочка останется с ней вместе – в противном случае Флер придется придумывать что-нибудь, чтобы Габриэль таки осталась с ней, ведь она – тепличное растение, совершенно не присособленное ко взрослой жизни... Возможно, эта вина Флер – с тех пор как родители умерли, девушка была сестренке всесто матери и, вполне вероятно, слишком много заботилась о ней, поставив между ней и окружающим миром высокую стенку, сквозь которую не могли пробратся ненужные проблемы и тревога.
Когда они приехали в Хогвартс, Флер, скрепя сердце, отказалась от мысли запирать сестрицу в комнате, отправляясь на уроки. Эта мысль все-таки совсем никуда не годилась. И Габриэль совершала самостоятельные экскурсы по Хогвартсу, почти ничего не рассказывая о своих исследованиях – она вообще стала очень скрытной и молчаливой после смерти матери и отца. Только иногда, перед сном, приходя пожелать сестре спокойной ночи, она залезала к ней под теплое одеяло, и они лежали вместе, словно кошка с котенком, и перешептывались, и тогда им казалось, что в мире больше не существует ничего, кроме их голосов, большого желтого одеяла, дрожащего круга света от ночника и потрескивания поленьев в камине.
Габриэль рассказывала про старого завхоза и про странные вещи, которые он хранит у себя в чулане, про его кошку, которая не только все слышит и все чует, но и всегда зовет своего хозяина к местам, которые ей кажутся заслуживающими внимания. Рассказывала про студентов четырех факультетов – сколько проблем у них возникает из-за их различий – так, гриффиндорец не мог спросить слизеринку, который час, даже если ему это было позарез необходимо, а иной хаффлпафец вообще предпочел бы обойти ее шагов за десять, что бы не привлечь к себе внимание. Рейвенкловцы задирали нос перед хаффлпафцами и слизеринцами, слизеринцы презирали хаффлпафцев и гриффиндорцев, гриффиндорцы вообще в глубине души считали, что все остальные с ними и рядом не стояли, а хаффлпаффцам, в сущности, было на всех уже наплевать, так как ниже хаффлпаффцев негласно был только плинтус.
Рассказывала она про смешную Профессор МакГоннагал, очень строгую к студентам, но так явно отдающую предпочтение своему факультету, про то, как вечером она проходит в свою спальню, бормоча что-то вроде «Ну мы вам покажем, Профессор Снейп». Про Снейпа, любящего расхаживать по пустому классу и разглагольствовать о недостатках Гарри Поттера и всего, что с ним в какой-либо степени связано (иногда Флер подозревала, что все это неспроста, но Габриэль, разумеется, рассказывала об этом с совершенно бесхитростным видом) и строить планы на завтрашнее унижение оного Поттера. Про Поттера, который вот уже второй месяц шатается по школе со странным видом, натыкаясь на предметы и проходящих мимо студентов, останавливаясь в самых неподходящих местах, блаженно улыбаясь и уставляясь в пространство невидящим взором, или напротив, хмуря брови и с ожесточением грызя ногти.
Потом они засыпали, а наутро, проснувшись, Профессор Делакур шла на уроки и из ласковой старшей сестры превращалась в строгого учителя, заслужившего однако славу «самого очаровательного во всей истории Хогвартса». После уроков она возвращалась к себе и снова изменялась – и на этот раз становилась, наконец, собой – двадцатилетней девушкой, хотя и очень красивой, но все же имеющей кучу самых обычных проблем и переживаний. Потом прибегала Габриэль и круг замыкался.
- Гэб, ты чего? Кушать хочешь? – спросила Флер. – Ты бы пошла в Главную, там тебя накормят. Подойди к Поппи или к лучше к Профессору Стебль. Она...
- Подожди, Флер, - перебила ее девочка, - я вовсе не хочу есть. Можно, я просто посижу тут у тебя, пока ты на уроке? У тебя сегодня седьмой курс, да? Гриффиндор и Хаффлпафф?
- Да, - на автомате ответила девушка и тут же спохватилась, - погоди, почему ты хочешь сидеть в комнате? Ты же всегда убегаешь с утра, чтобы побродить по замку.
- Я хочу подумать, - серьезно ответила девочка. – Я просто посижу здесь, ладно?
- Хорошо, - неуверенно ответила Флер. По-хорошему надо бы сейчас усадить ее рядом с собой и хорошенько выспросить, но ей надо было торопится на урок, к тому же – Мерлин знает, может, наоборот, стоит, наконец, оставить ребенка в покое и предоставить самому себе. – Посиди тут, я сразу после урока вернусь, - решилась она и вышла из комнаты. Габриэль села на подоконник и обхватила колени руками. Ей о многом надо бы подумать.
Пока она ходила по замку – вот уже семь месяцев, как все первые половины дней за ней никто не присматривал – она многое увидела и многое узнала. Флер очень любила ее – но постоянно находясь рядом, она не могла заметить многих перемен в Габриэль, между тем девочка очень повзрослела и стала совсем по-другому смотреть на вещи.
Пару дней назад она видела, как двое слизеринцев поймали одного хаффлпаффца, намереваясь избить его – к счастью, профессоры подоспели вовремя и спасли несчастного мальчишку. Кажется, он был виновен в том, что от страха на Зельеварении у него дрожали руки, и он пролил часть своего зелья на спину какому-то слизеринцу – ни один из этих двоих им не являлся. Почему существует эта странная иерархия - кто-то мстит за кого-то, словно слуга, почему всегда слизеринцы обижают хаффлпаффцев, а не наоборот, почему мальчик даже не пытался сопротивлятся, и наконец – что за ужасный блеск был в глазах слизеринцев? Когда они держали этого мальчика, их глаза напоминали глаза людей, долго смотревших на солнце. Мысли эти заставляли Габриэль сжимать руки, кусать губы и старатся понять и осознать. Чтобы никогда не стать такой. Никогда.
Замок строился ради того, чтобы в нем учились лучшие и чтобы становились они лучшими из лучших. Никто не предусматривал того, что замок будет наполнен самыми обычными детскими обидами и счетами, основательно приправленными неравноправием между студентами разных возрастов и Домов. Эти якобы ужасные слизеринцы, эти якобы безнадежно-тупые хаффлпафцы... Кто знает, возможно, лучше никакого разделения и не было бы. Как в Шармбатоне.
Но с другой стороны... Несмотря на свои юные годы и присущий ей некоторый детский максимализм, Габриэль видела подобие очарования в этом разделении. Возможно, это ощущение было порочным – однако она отчетливо чувствовала, как что-то такое безнадежно, недоступно-красивое сквозило в высокомерии и отстраненности слизеринцев, выгодно отделяя их от остальных факультетов. Нет, не всегда и не у всех – студенты младших курсов как Слизерина, так и других факультетов, чаще всего вели себя просто глупо и тратили свое время попусту на бессмысленные перепалки и часто доходили до банального рукоприкладства.
Однако стоило видеть выражение лица Блез Забини, когда она смотрела на попытки Эрни МакМиллана трансфигурировать яблоко в свечу. Ее приподнятая бровь, ее еле заметное усмешка – все это как бы ставило ее на пару ступенек выше, чем окружающие – она не опускалась до издевательств, она просто наблюдала, оценивая безграничность глупости ближних своих, и тихо развлекаясь.
Стоило видеть холодное удивление и абсолютную невозмутимость Панси Паркинсон, когда Лаванда Браун, натура вспыльчивая и страстная, подлетела к ней во время завтрака и стала вопить, бессвязно требуя объяснений по поводу того, что некий Терри Бут переменил свои чувства по отношению к ней, воспылав оными по отношению к вышеупомянутой Панси.
Да, случалось и такое – романы между студентами разных факультетов, но только не у Слизерина. Никогда. Бут мог восторгаться Панси сколько душе угодно, ей бы в голову не пришло обратить на него внимание.
Это умение держать себя в руках, скрывать эмоции, прятать их за внешним отчуждением – если и не казалось эталоном поведения, то, по крайней мере, внушало уважение.
Габриэль обнаружила, что совсем замерзла, подоконник был холодным и жестким, ноги затекли, и она решила все-таки пройтись немного по замку. Тихо выскользнув из двери, она спустилась вниз по крутым ступенькам Восточной башки и очутилась в одном из бесконечных коридоров Хогвартса.
К своему удивлению, не пройдя и пары шагов, она увидела возле доспехов Графа Обелевыеноги сидящую на полу фигуру. Человек не заметил Габриэль, и она вжалась в стенку, стараясь понять, кто перед ней.
Ясно, это был слизеринец – зелено-серебряные цвета шарфа говорили сами за себя, однако он сидел, прижавшись головой к коленям, а сбившийся черный капюшон не давал разглядеть его лица. Габриэль осторожно перевела дыхание. Неожиданно человек заговорил.
- Ну и что мне теперь делать? – пробормотал он вполголоса. Помолчав, он добавил, – Прекрасно, я уже разговариваю сам с собой. – Он мотнул головой и девочка разглядела светлые волосы. «Значит, Малфой», - подумала она. «Больше ни у кого из слизеринцев нет таких волос».
- А что случилось? – бесхитростно спросила она, делая шаг вперед. Он резко вскинул голову и уставился на нее, впрочем, быстро совладал с лицом, сделал каменное выражение лица, и брезгливо спросил:
- Ты еще кто? – Габриэль удивилась, что кто-то в этом замке еще не знает ее. Впрочем, от слизеринцев она держалась подальше, предпочитая наблюдать издалека.
- Какая разница? – спросила она, пытаясь сообразить, как бы не спугнуть его. Малфой, сидящий на полу в пустынном коридоре и раговаривающий сам с собой, представлял собой немалый интерес.
- Первокурсница? – спросил он, - впрочем, не важно. Я не хочу тебя здесь видеть. Давай отсюда. – его взгляд пробежал по ее одежде, он пытался понять, с какого она факультета – поиски окончились неудачей, что, впрочем, не особо его огорчило – маленькая первокурсница в любом случае должна в трепете убежать по приказу слизеринца-семикурсника.
Вместо ответа Габриэль села рядом с ним, чувствуя, как он напрягся.
- Может, расскажешь, что случилось? – спросила она после недолгого молчания.
- Нет. – отрезал он. – Мне не до тебя сейчас, и раз ты не хочешь уходить, уйду я. – Он поднялся одним легким движением, кинул на нее злой взгляд и удалился в направлении Подземелий.
«Как бы не так», подумала она и последовала за ним. Он шел, не оглядываясь.
2.
Малфой целеустремленно двигался по направлению к Подземельям. Габриэль уж было загрустила, решив, что сегодня ей не удастся ничего узнать, (Подземелья были одним из тех немногих мест, в которых она не побывала и не особенно надеялась побывать, хотя это и доставляло ей немало огорчения), как он резко свернул в сторону.
Сейчас, когда Малфой считал, что его никто не видит, с него слетела добрая половина того, что, как все думали, являлось неотъемлимой частью его облика. Если в общественных коридорах он всегда выступал с важностью гусыни – почтенной матери семейства, не позволяя себе переходить на бег даже в исключительных случаях (вроде опозданий к МакГоннагал, которая, будучи деканом Гриффиндора, его терпеть не могла), изо всех сил стараясь, чтобы все жесты его вплоть до наклонов головы были внушительными, отточенными и грациозными в одно и то же время – иными словами, в точности копируя отца - и узнать его можно было безошибочно даже по силуету сильно издалека – то теперь его едва ли можно было бы узнать вблизи, если бы не платиновые пряди и атрибутика факультета. Он шел быстрой, даже скорее летящей походкой, словно человек, до этого долго вынужденный сидеть не двигаясь или нести тяжелый рюкзак. От него веяло не то что легкостью, а какой-то даже эфемерностью, он сразу стал словно бы меньше ростом и вдвое тоньше.
Габриэль едва верила своим глазам. Это - семикурсник, староста своего Дома, надменный «принц», единственный наследник древнейшего семейства, славящегося своим высокомерием, холодностью и расчетливостью? Этому мальчику едва ли можно было на вид дать пятнадцать... Если бы внутри замка мог быть ветер, то Драко снес бы первый же порыв его, не причиня вреда – он бы мог раскинуть руки и полететь, подчиняясь ветру и играя с ним одновременно.
Резко затормозив возле очередного поворота, Драко вновь преобразился. Скучающее, высокомерное выражение вернулось на свое облюбованное место и с полным сознанием собственного превосходства заняло его. Мантия улеглась по стройному телу, шов к шву, складка к складке, словно только что из под иглы портного. Последний разительно неподходящий к привычному облику жест – резко поправившая волосы рука, убравшая выбившиеся светлые пряди в аккуратную прическу – и шаловливое дитя ветра стало Драко Люциусом Малфоем.
Девочка замерла метрах в десяти от него. Драко, постояв секунду на одном месте, словно собираясь с духом, глубоко вздохнул и завернул за угол. Габриэль осторожно последовала за ним.
- Изображаешь из себя домовика, Поттер? – донеслись до нее слова, словно выплюнутые, сочащиеся презрением и насмешкой. Она медленно заглянула за угол. Малфой стоял, скрестив руки, над сидящим на коленях юношей в круглых очках, судорожно сжимавшем в руке мокрую тряпку. Гарри Поттер, национальная гордость и надежда всего современного магического общества, оттирал доспехи какого-то Богом забытого рыцаря, веками пылившиеся в этом углу.
- Что ты, за тобой мне в этом смысле не поспеть. Ростом ты, по крайней мере, от них мало отличаешься, да и всем остальным... – сощурив глаза, мгновенно отреагировал гриффиндорец.
Сжатые в полоску губы Малфоя побелели.
- Ты смотришься очень гармонично с этой грязной тряпкой. Думаю, инстинкты прислуги заложены в тебе с рождения. Надо будет сказать отцу, нам в Поместье как раз не хватает слуг, с тех пор как отец рассердился на эльфов и приказал отрубить голову большинству из них. Галлеон в месяц подойдет?
- Ты меня не купишь, Малфой, и тебе отлично это известно, - юноша одним движением поднялся на ноги, и сразу стало видно, что он выше на полголовы, да и вообще, существенно пошире в плечах. У Драко был такой вид, словно он собирался сделать шаг назад, но в последний момент опомнился. – Не побоялся прийти один, без телохранителей? – продолжал Гарри, придвигаясь еще чуть ближе.
- Ты думаешь, я с тобой не справлюсь? – произнес Драко неожиданно высоким голосом. – Некому позвать этого старого идиота или драную кошку, их ведь тоже нет, твоего мерзкого рыжика и подружки-грязнокровки...
В этот момент кулак Гарри энергично встретился с виском бледнокожего слизеринца, и тот рухнул на пол, как подкошенный. Габриэль еле успела зажать себе рот ладонью.
Опять, опять – это было настолько отвратительно... Они ведь тоже были еще детьми, а создавали себе между тем эти надуманные конфликты, превращая их в самые что ни на есть настоящие страх и боль. Гарри – он же был гриффиндорцем, студентом факультета «смелых и добрых», как он мог так безжалостно ударить кого-то, кого явно значительно превосходил по физической силе? Что двигало им, что рождало такую жестокость, почти животную агрессию?
Габриэль со слезами на глазах взглянула в сторону мальчиков. Гарри стоял над распростертым телом и смотрел на Малфоя. Это было, по меньшей мере, странно.
Затем он начал рыться в карманах, пытаясь отыскать что-то, пока не обнаружил это что-то у себя за пазухой. «Чем-то» оказался бесформенный кусок ткани. Поттер взмахнул им, расправляя материю, которая оказалась довольно широкой, и накрыл ею слизеринца. В тот же момент Драко бесследно исчез.
«Мерлин Великий», - подумала девочка, - «Неужели это был портключ, который отправил Малфоя неведомо куда – мало что ли Поттеру того удара?». Однако Гарри не спешил уходить – вместо этого он наклонился над тем местом, где только что лежал слизеринец, и осторожно обхватил руками воздух. Габриэль в полнейшем изумлении увидела, как в воздухе этом мелькнул черный ботинок. Гарри с трудом поднялся на ноги, крепко держа невидимое тело – его руки смотрелись довольно странно, однако он, сообразив это, прикрыл из сверху краем все той же чудесной ткани и, развернувшись спиной к Габриэль, зашагал к общему коридору.
Теперь это выглядело так, быдто гриффиндорец шел, спрятав руки под свою мантию, и хотя он шел медленно, это не казалось странным. Заинтригованная донельзя, маленькая полувейла шла за ним.
Хотя Гарри проделал все довольно аккуратно, через несколько секунд из воздуха появилась рука Малфоя, безвольно свисающая вниз чуть сзади спины Поттера. Он не мог этого видеть, и катастрофа была неминуема.
Габриэль замерла на мгновение – с одной стороны, она понятия не имела, что задумал Гарри и сильно сомневалась в том, что это было что-то хорошее – с другой стороны, ей было страшно любопытно. Решившись, она неслышно подошла сзади к Гарри и незаметно поправила ткань так, чтобы рука слизеринца вновь исчезла. После этого она собралась было отстать, чтобы спокойно продолжать наблюдения издалека, но в последний момент передумала.
- Привет, Гарри, - обратилась она к вздрогнувшему мальчику, - куда идешь? – За минувшие месяцы Габриэль научилась свободно болтать по-английски и не испытывала дискомфорта в общении.
- Привет, э-э-э... Габриэль, - нехотя ответил он, с трудом переводя дух – видимо, нести Малфоя в таком положении было очень неудобно.
- Куда ты идешь? - Не отставала она. Она не посмела бы быть столь настойчивой с незнакомым человеком, но Гарри не был совсем незнакомым - он все же как-никак пытался спасти ей жизнь пару лет назад, за что Флер была тогда ему очень благодарна. Сама же Габриэль почти ничего не помнила из того случая.
- Я иду... Слушай, а тебе не надо к сестре? – попытался отвязаться от приставучей мелочи мальчик.
- Это скорее уж тебе к ней надо, - улыбнулась девочка, - у тебя же ее урок сейчас.
- Все-то ты знаешь, - раздраженно откликнулся он, - нет, меня не допустили сегодня до занятий, целый день отрабатываю наказание.
- А что ты натворил? – поинтересовалась Габриэль.
- Да так, - неопределенно ответил Гарри, - всякие дела. Не важно. Сейчас, ты не могла бы... – они остановились около больничного крыла, - мне надо внутрь.
- Привет Малфою, - бросила девочка и молниеносно растворилась в толпе. Гарри осталось лишь смотреть ей вслед, приоткрыв рот.
Догадавшись, наконец, закрыть его, он нерешительно открыл дверь и вошел внутрь.
3.
Объясни мне, сестра, как это может так быть – что один человек бьет другого, с размаху, изо всех сил, он ведь тратит эти силы исключительно на то, чтобы причинить максимум боли какому-то живому существу, существу ему подобному?
Объясни мне, сестра, как может один человек испытывать ненависть к другому за то, чего тот никогда не совершал, испытывать ненависть, прекрасно зная об этом? Откуда берется искренняя злость, сметающая все на своем пути ярость, слепая жестокость по отношению к кому-то, кого ты едва знаешь, и все это лишь за то, что он принадлежит не твоему кругу, и одобряет не те идеи, которые одобряет твой круг, а ведь этих идеях ты и сам ни черта не смыслишь – на самом-то деле?
Объясни мне, сестра, что имеет в виду человек, который с нежностью смотрит на того, кого он только что оглушил страшным ударом?
Годы шли и шли, и к седьмому курсу все стали говорить "Что-то не так". Сочувственно качал головой Флитвик, сосредоточенно хмурился Снейп и даже строгая МакГоннагал недоуменно поднимала брови. Они так делали, когда вспоминали - то есть редко-редко; а еще когда видели его - то есть в итоге - довольно часто.
И Драко ходил под градом сочувственных, сосредоточенных и недоуменных взглядов. Он начал бы горбиться, елси б был хоть чуточку повыше.
Даже Рон, который раньше не упускал случая побольнее ударить его плечом в коридоре, к седьмому курсу перестал насмехаться над внешностью Драко, а о том чтобы бить его, не могло быть и речи. И дело было вовсе не в болезненной красоте младшего Малфоя. Точнее, дело было не в красоте, а в болезненности.
В том, что это была какая-то болезнь, никто не сомневался, но говорить об этом было почему-то не принято. Мадам Помфри, правда, иногда порывалась затащить Малфоя к себе в крыло, чтобы поговорить по душам или еще что-то в этом духе, но мальчик одаривал ее каждый раз своими коронными убийственными взглядами, от которых, правда, мало чего уже осталось.
Огромные серые глаза, тоненькие косточки, донельзя хрупкая фигура, Драко ростом был едва ли выше девочек-третьекурсниц... В его семнадцать Драко нельзя было дать и четырнадцати лет. Черты лица его, вместо того чтобы со временем становится более четкими и мужественными, казалось, с каждым годом все более мягчели, становясь совсем уж детскими, невинными, наивными, тонко очерченными, почти девчоночьими и неестественно красивыми. Весил Драко что-то около сорока килограмм, худоба его запястий и лодыжек казалась невероятной - и, хотя все эти качества были несомненно положительными для его карьеры Ловца, во всех остальных жизненных аспектах казались весьма и весьма странными и даже пугающими.
Но он держался – все еще. Он напускал на себя надменный вид, хмурился и важничал; он даже ухитрился не растерять своего авторитета среди слизеринцев. Он носил ботинки на высоких подошвах и высоко задирал детский носик. Он носил широкие мантии, чтобы скрыть хрукость фигуры, он подолгу тренировался, проводи дни и ночи на квиддичном поле, стараясь укрепить мышцы и развить тело. Это не помогало.
Он не захотел ехать домой на Рождество в этот год. Никто не ожидал от него такого. Когда за ним традиционно приехала личная карета Малфоев, запряженная, между прочим, белыми единорогами, он категорически отказался ехать, а когда его попытались урезонить, устроил форменную истерику.
Дамблдор вызвал его тогда к себе в кабинет и долго говорил с ним. Глядя вслед уходящему Драко, директор задумчиво качал головой.
Драко остался-таки на те каникулы в Хогвартсе, бродя по замку, стараясь не приближаться к зеркалам. Он не нравился себе до дрожи. Он знал, что красив, но какому семнадцатилетнему юноше понравиться выглядеть, как, пусть прекрасный собой, но безнадежно маленький подросток, или даже ребенок? К тому же, Драко был единственным, кто знал, из-за чего он выглядит таким образом.
Он скорее бы умер, чем рассказал об этом кому-то, а тем более – директору.
Он постоянно лез на рожон, зная, что физически гораздо слабее любого сверстника, и бешеная злость плескалась в его глазах в такие минуты. Он задирал любого, кто смел ему перечить, пускаясь в бесконечные словесные перепалки – с какого-то момента ни у кого рука не поднималась, чтобы ему врезать.
Первокурсники ни от кого не терпели столько насмешек и высокомерных замечаний; но все студенты, начиная с четвертого курса, если и боялись его, то только памятуя об его отце и положении а обществе – или из страха перед верными Креббом и Гойлом.
Кребб и Гойл, действительно, оставались верны своему лидеру, и долгое время даже не замечали его «необычности». Он ведь всегда был сильно меньше их, еще на первом курсе – так в чем же разница? И когда Забини, решив поинтересоваться их отношением к происходящему, спросила Грегори, что он думает о Драко, он удивленно ответил:
- А что я должен думать о нем?
- Тебе не кажется, что он, хмм... – замялась Блейз, - маловат?
- Не зарывайся, Забини, - угрожающе взглянул на нее подошедший Винсент.
- Да что ты позволяешь себе? – вскинулась слизеринка, - я тебе не хаффлпафский первокурсник, чтобы говорить со мной в таком тоне.
- Подожди, Винс, - предостерегающе поднял руку Гойл, - что ты имела в виду, Блейз?
- Он, конечно, невозможно хорошенький, - протянула девушка задумчиво, - но он ниже меня на голову. Я имею в виду, - пояснила она, заметив недоумение на лице друзей, - вы что, не заметили, что у нашего любимчика видок десятилетнего? – утрируя, Блейз тем не менее вполне точно передала суть дела. Грегори потер лоб.
- Малфой, конечно, жидковат... – проговорил он с усилием, - но... – он взглянул на Кребба. Тот пожал плечами и кивнул в немом соглашении. – Но это ничего не меняет.
Так Драко остался при своих товарищах, а что двигало ими – действительно ли привязанность или какие-то социальные соображения – ему было безразлично. Ему всегда это было безразлично – с самого первого курса. Теперь же, когда на него навалилось столько проблем, ему было глубоко плевать на мнение Кребба и Гойла.
У Малфоев не может быть комплексов. Эту фразу он повторял изо дня в день.
Но Малфои не бывают ста шестидесяти сантиметров роста. Эту мысль он, напротив, старался изгнать, но она неотступно преследовала его – на занятиях, на метле, во сне и днем в его префектской комнате с разбитым зеркалом.
Ведь вместо семи лет несчастья его, судя по всему, ожидал гораздо более длительный срок.
И во всем этом был виноват только один человек.
4.
- Люблю тебя, - шептала она ему на ушко, когда приходило время сна. – Мальчик мой ясноглазый, больше всего на свете люблю тебя.
- Просыпайся, милый мой, - перебирала она его волосы по утрам, - Ангел мой, открой свои глазки и взгляни на меня, я так соскучилась.
- Спускайся обедать, - нежно звала она его, - сегодня твое любимое, и нас только двое в этом мире. Сегодня нас двое.
И он отвечал ей:
- Сейчас, мама.
А потом возвращался отец.
Флер вернулась с урока в крайней степени раздражения. Они сегодня были невероятно, невероятно тупы. «Invraisemblablement!» - повторила она еще раз, для надежности, и притопнула ногой. Чистившая каминную решетку Винки испуганно взглянула на Профессора и поспешила ретироваться.
Мало того, что на уроке отсутствовали, без уважительных, неуважительных и вообще каких бы то ни было причин, трое студентов, включая Красу и Гордость факультета Льва, (что Флер, как любой начинающий преподаватель, восприняла как оскорбление ее лично) так еще и оставшиеся вели себя так, словно усердно изображали сценки из жизни непослушного стада баранов.
Когда под конец Дин Томас перепутал чары Переворачивания с чарами Выворачивания и подопытную кошку начало красочно и звучно тошнить, Флер, не вынеся этого зрелища, попросту сбежала из кабинета, швырнув напоследок гневное «В следующий раз – контрольная».
«Уж я им придумаю вопросики», - с наслаждением думала она, скидывая туфли и разминая затекшие ноги, - «Выше Тролля у меня никто не получит», - продолжала она развивать ...
... свои кровожадные мысли, удобно устраиваясь за столом со стопкой домашних заданий.
После пяти минут безнадежных попыток разобрать почерк Рональда Уизли (Написанная им фраза «Рекомендуется применять только в самых крайних случаях, возможен необратимый исход» напоминала веселенького удава с цветочком во рту, непонятно зачем разместившегося на нечленораздельном газоне из остальных строк), она со вздохом отшвырнула пергамент и переместилась на кровать.
«Габриэль», - подумала она, - «Интересно, где эта девчонка? Собиралась вроде бы ждать здесь», - но не успела она забеспокоиться, как в дверях показалась кудрявая головка, и девочка вошла в комнату сестры.
- Ох, я так устала, - проговорила она, валясь на широкую кровать, - я тут полежу.
- Сними ботинки, - строго сказала Флер, подвигаясь, чтобы сестренке было удобно, - ну что, будешь сегодня рассказывать?
Габриэль нехотя расшнуровывала туфельки.
- Знаешь, - задумчиво сказала она, - наверное, сегодня – нет.
Флер возведя очи к потолку, пожала плечами, но почла за лучшее не приставать с расспросами.
- Вот вечно ты так. Что б тебе не поесть вместе со всеми? – она встряхнула волосами, собирая их в пучок – негоже Профессору ходить растрепанной, - ладно уж, схожу, поклянчу чего-нибудь у домовых эльфов.
- Флер, - сонно пробормотала лежащая на кровати девочка, - а когда я пойду в школу, ты будешь мне преподавать?
- Если доживу, - удивленно ответила сестра, - а что?
- Странно это будет... Не знаю... А на какой факультет я попаду?
- Ну, тебя и в Хаффлпафф-то врядли возьмут, - рассмеялась девушка.
- И ты туда же, - невнятно ответила девочка, переворачиваясь на бок. Флер недоуменно посмотрела на нее, - дался вам всем этот Хаффлпафф...
Когда Флер вернулась через несколько минут с полным подносом еды, Габриэль уже сладко спала.
В это время в гриффиндорской башне происходил скандал.
- Ну и где вы оба шатались? – шипела разъяренная Гермиона, не подозревая, что находится от прошедшего урока под тем же самым впечатлением, что и Профессор Делакур. Сама Гермиона сглупила, перепутав домашнее задание и прочтя перед уроком неправильную главу. Виновата она была, впрочем, исключительно и безнадежно сама, да и никакой особой беды не вышло – разве что этот урок оказался первым уроком в истории человечества, за который Мисс Всезнайка ни одного раза не использовала натренированную конечность – иными словами, не перебивала Профессора, не лезла вперед других и не умничала – а проще говоря, не поднимала руку.
- Я был в библиотеке, - хором ответили мальчики и со смущением уставились друг на друга.
- Ч-черт, - вырвалось у Рона, уши которого приобрели один из модных в сезоне оттенков алого.
- Вау, - восхитилась Лаванда, глядя на уши однокурсника, - подошли бы к моей сумочке.
- Не мешай, - огрызнулась Гермиона, - тем более, что, с вероятностью пятьдесят процентов, эта Хризантема тебя опередила – ведь ее тоже не было сегодня.
- Ее зовут Хризольда! – возмутился Рон, тут же заткнув себе рот рукой.
- Сто процентов, - с удовлетворением констатировала Гермиона, - Гарри, ты чист. И - дурацкое имя.
Рон счел за лучшее промолчать на этот раз. Гермиона, не обескураженная маленьким отступлением, набирала воздуха.
- Вы пропустили урок Профессора Делакур! А вы знаете, что упускаете уникальную возможность овладеть технологиями Шармбатона, при том что Профессор Флитвик... – к этому моменту ребята, которые, хотя и были несколько не в форме, все же успели отключиться и заняться тем, что негласно носило название «Занудству – бой». Гарри, например, предпочитал смотреть, как смешно дергается у мисс Грейнджер нос или шевелятся брови, когда она ругается, а Рон, будучи отличным шахматистом и вследствие этого великим комбинатором, предпочитал вычленять из речи подруги каждое пятое или седьмое слово и смотреть, что получается в итоге. Иногда он еще менял их порядок, или составлял целую мозаику – но это только в тех случаях, когда Гермиона была в крайней степени возмущения и слов точно хватало на узор – что-нибудь вроде потерянных конспектов или открытого проявления неуважения к Добби.
Сегодня же был не очень тяжелый случай – он укладывался в недельный стандарт, пара пропусков занятий, ничего особенного, и Гермиона быстро (хотя стемнеть уже успело) иссякла, после чего, по своему обыкновению, выжидательно уставилась на наказуемых.
- Я пойду, - неожиданно заявил Гарри онемевшей Гермионе и быстро прошел по направлению к лестнице. Рон удивленно посмотрел ему вслед, а затем осторожно перевел взгляд на девушку. Та набирала воздух. Рон обреченно вздохнул.
- Нет, ну как ты мог так поступить со мной?! – возопил Рон, врываясь в спальню, - она еще минут десять разглагольствовала на тему того, что мы совсем распустились, а потом снова вспомнила про Золли, и пошло-поехало!
- Прости, - глухо ответил друг. Встревоженный Уизли опустился рядом с ним на кровать.
- Да что с тобой такое?
- Не знаю, Рон. Слушай, как ты думаешь, почему Малфой такой?
- Какой? Злобный и сволочной? Думаю, это наследственное.
- Нет, такой маленький, такой хрупкий, такой, - Гарри осекся под ошарашенным взглядом друга, - ну, вроде больной, что ли?
- Не знаю... С каких пор тебя это интересует?
- С этих, - отрезал Гарри, - ну ладно, я – спать.
И накрылся одеялом с головом, передавая эстафету "оставляния людей с открытым ртом", начатую Габриэль.
Флер сидела в ванне, полной пены и ароматного масла, и откровенно наслаждалась жизнью. Такие вот моменты – когда рабочий день закончился, и вне зависимости от того, как он прошел, можно уже расслабиться и не думать о делах – стоили того, чтобы биться днями напролет с неблагодарными студентами.
На краешке ванной стояла огромная кружка горячего мятного чая, рядом лежала обложкой вверх раскрытая книга, оставленная прошлый раз на самом интересном месте, в воздухе летали золотистые пузырьки пены, и Флер была самой красивой девушкой в этом замке.
Чего еще желать?
Ну разве что, немного личной жизни...
Замок полон людьми, но среди них нет ни одного мало-мальски достойного кандидата в оную личную жизнь. В самом деле, семикурсники были уже вполне взрослыми людьми, но они-таки были ее учениками, а это уж совсем противоестественно – а из преподавателей... Кто – ну не Снейп же в самом деле? Или, может быть, Хагрид? Это уже даже не смешно.
А тут еще любимая сестра на шее, никуда не уедешь, даже на выходные...
В дверной проем просунулась белокурая голова.
- Габриэль! – лениво начала ругаться сестра, - что за манера совать свою дурацкую башку во все двери, не постучавшись?
- Я заснула?
- Трудно в этом сомневаться. Я вышла на пять минут, вернулась - а ты спишь уже без задних ног.
- Я есть хочу.
- Там, на столе. И в следующий раз стучись. – Габриэль вышла, и Флер была абсолютно убеждена, что последнее замечание ни секунды не задержалось в хорошенькой головке – впрочем, как всегда. – И дверь закрой, дует!
После пары минут блаженного затишья и углубленного чтения отнюдь не входящего в «класссическую литературу» бульварного французского романчика, дверь вновь распахнулась.
Флер возвела очи к небу. «За что мне такое наказание? Иногда любому необходимо побыть одному!».
- Я к тебе, - заявила уже успевшая раздеться сестренка и без дальнейших рассуждений залезла в ванну. Девушка вздохнула.
- Хорошо, что я не видела твоих ног, а то меня бы инфаркт, наверное, схватил. Ванна-то была чистая!
- А ты-то была грязная, - парировала младшая сестра.
- Я, в отличие от некоторых, не шатаюсь неизвестно где по этому пропыленному насквозь замку, так что мои чулки, в отличие от твоих, можно вычистить и надеть на следующий день! В твоем же случае даже у домовых эльфов руки опускаются.
- Не ругайся, Флер, - вдруг попросила притихшая девочка.
Разом переставшая сердиться сестра обняла Габриэль и умиротворяюще проговорила:
- Ну ладно, ладно. Что ж, расскажешь мне все-таки, где ты сегодня была? Филча видела? А Миссис Норрис?
- Филча не видела.
- Расскажешь что-нибудь?
- Все-таки нет. Прости.
Флер попыталась собраться с мыслями. Слегка отстранившись, она посмотрела в лицо девочке и мягко спросила.
- Но почему же, детка?
Габриэль замялась.
- Не знаю, как объяснить. Я пока еще не уверена. Я не знаю. Если буду уверена, я скажу тебе, ладно? – Флер молчала, - Ну, не молчи. Понимаешь, раньше я видела – глазами. Я видела людей, они что-то делали, говорили. Я могла рассказать, смешно рассказать или грустно. Теперь я вижу – они говорят, они что-то ведь думают при этом, они чувствуют, они хотят сказать одно, а выходит другое. Я не могу так объяснить тебе это, словами. Могу, но получится совсем не то – как у них. – Габриэль остановилась, запутавшись в своих бессвязных излияниях.
- Я понимаю тебя. Все в порядке, - Флер крепче обняла сестру.
«Может, в ней просыпается вейла», - думала Флер, - «Куда более сильная чем я». Она в задумчивости вертела светлый локон сестренки. «А может, она просто взрослеет».
На следующее утро, когда Габриэль еще крепко спала, Флер ушла на урок. Когда она вернулась, чтобы немного отдохнуть между уроками, Габриэль уже убежала на «утренний обход». На столе лежала записка. Флер, прочитав ее, улыбнулась. «Все-таки она просто взрослеет. Скоро начнется переходный возраст, все радости подростковых капризов». Записка гласила:
«Ушла думать».
В это время некто Поттер прохаживался перед Больничным Крылом взад и вперед, напоминая рысь перед прыжком – ну, или папашу перед роддомом. Беда была в том, что он хотел и не хотел, мог и не мог, собирался и не собирался заходить внутрь. Короче говоря, пребывал в самом обычном состоянии для массы народа – начиная от неверных мужей и заканчивая недоучившими студентами.
«Зайду», - решил он окончательно, глянул на дверь и, секунду поколебавшись, затопал в обратном направлении.
«Не зайду», - решил он не менее окончательно и вернулся в исходную позицию.
Это могло еще долго продолжаться, если бы не Колин Криви, которого угораздило проходить мимо. Сначало он, было, собирался обратиться к Гарри с каким-то вопросом, но вместо этого остановился и уставился на не замечающего его юношу. Губы юного папарацци сами собой расползались в восторженной улыбке, ибо Гарри являл собой поистине примечательное зрелище. Колин уже потянулся было за фотоапаратом, как Поттер вдруг притормозил свои метания и уставился на Криви в ответ.
- Ты тут что делаешь? – ворчливо осведомился он.
- Н-ничего... А ты можешь еще так поноситься? Я бы тебя снял, а то материал для школьной газеты пропадает, «Наш Герой готовится к войне» или «Решительный этап»... – остаток Колин договаривал на автомате, убегая под тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом Золотого Мальчика. Гарри, мысленно поставив себе плюсик в графу «Достижения в Усовершенствовании Мимики и Уничтожающих Взглядов в особенности», плюнул на внутренние противоречия (а то так, чего доброго, пол Хогвартса тут соберется на него поглазеть, а он как раз-таки пытается не привлекать к свему местонахождению внимания) и толкнул дверь.
В ту же секунду ему пришлось пригнуться, ибо в то место, где секунду назад была его голова, с грохотом ударилось нечто большое и бьющееся.
- Я сказал, проваливай, Паркинсон!!! Сколько можно!!! А, это ты.
Поттер закрыл рот и осторожно выпрямился. Драко, похожий на ангелочка с открытки, сидел среди подушек, количество которых явным образом не укладывалось в рамки инвентаря Больничного Крыла.
- Ты так не любишь свою подружку? – вкрадчиво спросил Гарри, украдкой оглядывая территорию на предмет иных «больших и бьющихся».
- У меня еще есть ваза с цветами, - предупредил Малфой. На тумбочке действительно стоял букет в вазе мерзкого малинового оттенка. – И я ей совсем не дорожу.
- Ну что, Потти, сифилис замучил? - попробовал Драко начать светскую беседу, - пришел полечиться? Хотя что ж это я – какой может быть сифилис у таких, как ты. Ты, небось, даже не знаешь, как...
- Почему же, знаю, - перебил Гарри пустые разглагольствования, - и я не лечится пришел.
- Думаешь, спрошу? Мне неинтересно, - соврал Драко.
- А я и не скажу, - успокоил его гриффиндорец. – Как голова? – Драко с подозрением уставился на своего врага.
- Ты что, с метлы упал? С чего эти расспросы?
- Значит, в порядке, - пробормотал Гарри, - ну, ты всегда можешь пожаловаться на меня отцу, - проговорил он громче.
Драко на мгновение онемел. Потом глаза его сузились.
- Ты абсолютно прав, - прошипел он. Гарри еще секунду внимательно разглядывал его, после чего поднялся и вышел.
Малфой смотрел на дверь. Можно было бы решить, что он абсолютно спокоен, если бы не его руки, которые превратили край простыни в нечто, словно коровой изжеванное.
А когда он отвернулся, в дверь бесшумно выскользнула вышедшая из-за соседней ширмы маленькая фигурка.
6.
Объясни мне, сестра, где и почему возникло слово «несправедливость»? Отчего один человек вправе относится к другому плохо, зная, что тот этого не заслуживает? Как рождаются желчные слова на губах человека, знающего, что на самом деле его губы созданы вовсе не для этого?
Объясни мне, сестра, как получаются люди, испытывающие удовольствия от собственной жестокости? Скажи, как распознать их и не перепутать с другими, которые жестоки не по своей воле?
Объясни мне, сестра, могут ли люди ругаться, вкладывая всю душу в злобные слова, и в то же время подразумевать нечто совсем другое?
Габриэль сидела в своей комнате над книжкой, тщетно пытаясь заставить себя читать. Читать она любила, но эта книга опостылела ей окончательно.
- Флер! – крикнула она. – У нас есть еще книги?
Флер, вытирающая волосы полотенцем, неспешно вошла в комнату сестры.
- Ты что же, дочитала эту? – удивилась она.
- Нет... Я хочу другую, - тряхнула головой девочка.
- Габриэль, я же говорила тебе, нехорошо бросать книги на полдороге! Надо дочитать, иначе ты вообще зря начала, - вейла укоризненно нахмурилась.
- Не хочу читать про принцесс, - заупрямилась Габриэль. – Их все равно нет.
- Почему же нет? – обескураженно произнесла Флер, - есть. Ты же знаешь, в маггловской Англии – монархия. И не только в Англии.
- Я не это имею в виду! – заявила девочка.
- А что же? – спросила сестра, садясь в кресло. Споры с сестрой часто бывали на редкость увлекательными. Дети иной раз могут привести такие аргументы, которые и в голову не пришли бы ни одному здравомыслящему взрослому.
- Это детские книги, Флер. А я уже не ребенок, - заявило дитё с важностью.
- Чем же они плохи, моя старушка? – с насмешкой спросила ее сестра.
- Ты издеваешься, - обиделась Габриэль, - между прочим, Гарри Поттер, когда он был всего на год старше меня, уже победил Того-кого-нельзя-называть – в первый раз.
- Это правда, - озадаченно согласилась Флер. Раньше это не приходило ей в голову. Гарри Поттер... Действительно, ему тогда было всего одиннадцать лет – преподаватели недавно вспоминали этот случай, и Флер с интересом слушала их беседу. Но то - Поттер, а то - сестренка. Ее комнатный цветочек.
- К тому же, - продолжала Габриэль, - во мне течет кровь вейлы, а то, что вейлы раньше других детей вырастают, известный факт.
- Откуда ты это знаешь, детка? – с удивлением спросила старшая сестра.
- Из книги. «Бестиарий Человекоподобных Существ». Я читала. Давно. – Каждое следующее лаконичное утверждение повергало Флер во все большее изумление.
- А... Ясно, - Флер взяла себя в руки. В конце концов то, что девочка ходит в библиотеку, да еще по собственному желанию – может быть только хорошо. Мерлин, конечно, знает, чего она еще могла там нахвататься...
- Кстати, «История Хогвартса» - тоже очень интересная книжка, - заявила девочка, лукаво глядя на сестру.
Флер подавила в зародыше желание схватиться за голову. Мерлин Великий, «История Хогвартса»! Самая сомнительная из всех книг открытого доступа в библиотеке замка, выдаваемая студентам только в силу традиции, да еще и с большим расчетом на то, что процент осиливших или даже заинтересовавшихся этим допотопным талмудом будет крайне мал...
- Скажи, а правда, что Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор... – разулыбалась было Габриэль. Флер, схватившись-таки за голову, спешно ретировалась, выкрикнув «Мне срочно надо на урок!». (А время было что-то около девяти вечера).
Габриэль с удовлетворенным вздохом отложила надоевшую «Книгу сказок». С ненастоящими сказками в ее жизни было покончено раз и навсегда.
На следующий день Гарри явился к завтраку с крайне недовольным видом. Причин недовольства было несколько.
Во-первых, Гермиона так и не разговаривала с ним с позавчерашнего вечера – а это было еще хуже, чем ее бесконечные занудные нотации.
Во-вторых, Рон упорно допрашивал его насчет неожиданного интереса к разным мелким слизеринцам. Что отвечать, Гарри положительно не знад, а поругаться еще и с Роном ему не хотелось. Малфой того не стоил.
В-третьих, Гарри, решивший вчера вечером еще раз зайти к оному Малфою в Больничное крыло, «так просто, чтобы поругаться от нечего делать», его там не обнаружил и был, к собственному удивлению, весьма этим раздасадован.
В- четвертых, после сего неудачного визита, Поттер отправился к не раз упоминавшейся уже Мадам Пиннс для выяснения некоторых сведений насчет чар роста и взросления.
И вот что он выудил из полу-научной книги под подходящим названием "Как стать волшебником. Чаcть I, Рождение и Подростковый этап"
Оказывается, в детстве все волшебники более или менее равны по силе. В зависимости от воспитания, обучения и природной предрасположенности, с возрастом они либо набирают силу, становясь могущественными магами, либо остаются примерно такой же силы, то есть, среднестатистическими волшебниками, либо, теряя большую часть способностей, становятся слабенькими колдунами, почти сквиббами.
Может, Малфой боялся такой участи и решил остаться ребенком?
Но он явно не был рад своему внешнему виду («А зря» - заявил наглый внутренний голос, на что Гарри пожелал ему заткнуться). Мог ли кто-то другой сотворить такое с ним? В принципе, наверное, мог. Но кто и зачем? Папаша? Хмм...
Кроме того, Драко могли проклясть какие-нибудь недоброжелатели, а оных у него было немало, Гарри мог поручится. Также он мог поручиться, что ни он, ни Рон, ни Гермиона этого не делали – а больше них Малфоя в школе... хм... ненавидел, пожалуй, только Невилл. «И все хаффлпаффцы. Но... Вряд ли это были хаффлпаффцы», - мысль заставила Гарри нервно хихикнуть. «И едва ли это был Невилл. Хотя...»
Поттер сообразил, что, чтобы судить об этом, надо оценить сложность заклинаний. Окрыленный этим выводом, он углубился в старинные фолианты, не отягощая себя мыслями, а какого, собственно, черта, он все это делает.
Потратив попусту полтора часа, он устало откинулся назад.
- Черт побери, - пробормотал он, - такого заклинания просто нет! Надо бы посмотреть в Запретной секции. Невилл отпадает, - вновь хихикнул он.
Сидевшая по другую сторону шкафа Габриэль оторвалась от «Истории Хогвартса» и улыбнулась, прислушиваясь к разглагольствованиям Золотого Мальчика.
Гарри, решив, что на сегодня с него хватит (Последний раз он провел столько времени в библиотеке, когда разыскивал средство, для того чтобы не дышать под водой – и провел его столь же безрезультатно. Разочарование в этом книгохранилище накапливалось годами), ушел спать. Габриэль дочитав до места «Они вышли замуж 13 марта, тайно, не пригласив на свадьбу никого, кроме Ровены и Сэра Лонгботтома», последовала его примеру.
В-пятых (Если вы еше не забыли, мы перечисляем причины недовольства Гарри Поттреа, спустившегося к завтраку), за всеми этими научными изысканиями он забыл приготовить домашнее задание по Зельям, которые намечались первым уроком.
Согласитесь, его угрюмость была вполне оправданной.
Тем более что сам Професор Снейп постарался оправдать ее в полной мере.
7.
Была в жизни у Гарри Поттера одна радость (Ну, не считая мировой славы, богатства, кучи поклонников и прихлебал-друзей, как сказал бы некий блондин). Она заключалась в том, что, когда кто-нибудь (Снейп), какой-нибудь слизеринец (Снейп), какой-нибудь мерзкий преподаватель (Снейп) или просто очень неприятный человек (Северус Снейп, Хогвартс, Слизеринское Крыло, комната 18) доставал его окончательно («Восемь унций «жаберной гнили», Поттер, а не гнилой жабы»), он приходил в гриффиндорскую гостиную, валился на диван, и на колени к нему забиралась рыжеволосая сестренка его лучшего друга.
Я упомянула слово «была»?
Джинни Уизли, обаятельная, острая на язык гриффиндорка, была предметом нервных раздумий Гарри целых... два дня, потому как, едва почуствовав его интерес, она мигом выспросила все у его друзей, и один из них, по совместительству – ее родной брат – выболтал ей все что надо и чего не надо, тоже. Так получилась Первая Пара (почти Президент с Первой Дамой) Гриффиндора, где девушка была симпатичной и неглупой, а кавалер был Гарри Поттером – соответственно, светская хроника, в лице всяких Парватей, Падм и Лаванд, была в восторге от возможности посплетничать и втихаря завидовала отчаянной черной завистью.
И Гарри чувствовал, что все получилось ровно так, как задумывалось. Вопрос только, кем.
Джинни была милой, веселой и красивой, такой, словно бы искрящейся, что ли. С ней было спокойно, с ней было надежно. Как это ни парадоксально, больше всего Гарри любил ее, когда она начинала язвить – а это чаже всего случалось в редкие моменты их размолвок. Их словесные перепалки ни разу еще не опускались до уровня банальных ругательств, они предпочитали тонко издеваться друг над другом, причем мисс Уизли значительно обходила Гарри – а Гарри внутренне млел.
Однако Джинни предпочитала тихие посиделки перед камином, романтические ужины, всякие походы «под луну», и Гарри потихоньку становилось скучно. Джинни ничего не замечала. Рон ничего не замечал. Гермиона вообще ничего не понимала в любовных делах (О ее советах насчет Чжоу Гарри вспоминал с содроганием). Гарри и сам не сразу понял, в чем дело.
Джинни... в ней не было изюминки. Каждый юноша ищет в девушке изюминку – и сколько воздыхателей было у дамы за жизнь, столько сушеных виноградинок в ней и накапливалось под конец. Каждый ведь находил что-то свое.
Изюминка, которую искал в избраннице Гарри, была непростая штучка. У нее было двойное дно, если позволительно так говорить о гастрономических продуктах.
С одной стороны, она должна была нести что-то, чего Гарри не хватало всю жизнь. То бишь, ласки, тепла, домашнего уюта, заботы. Нужен был кто-то, кто бы «подобрал да обогрел». Кто-то, кто понял бы и утешил. Кто-то, кому можно было бы доверять.
С другой стороны, Гарри лишь грезил обо всем этом, тогда как рос он в жестких условиях домашней тирании, рос как дикий придорожный сорняк, упорно формируя железобетонные нервы. Я не приготовил завтрак дяде? Я засмеялся над упавшим со стула кузеном? Я посадил пятно кетчупа на полированный стол?
Трое суток без обеда? День в запертом чулане? Что ж, мы это вынесем – нам это не впервой.
Он мог бы становиться все более забитым и все более несчастным и попросту сдохнуть или свихнуться под нереально жестоким прессом «родственных взаимоотношений».
Но Поттер-то выжил и ухитрился сохранить трезвость ума. Он вырос, потому что был упрям, как черт и выносил в себе дьявольскую волю к выживанию. И, как подобает истинному сорняку, раз уж вырос - теперь его уже ничем не вытравишь, а посади его в мягенькую землю с нитратными удобрениями – зачахнет от скуки.
Тут-то и открывалось второе дно изюминки. С Джинни было скучно. Она хотела мурлыкать и нежиться. Поттер и сам не прочь был понежиться – особенно в некоторые, определенные, всем известные. Но в повседневной жизни – говорить с ней о походах в Хогсмид и мантии Гермионы – говорить с ней о будущих детях и мебели в доме – говорить с ней о гармонии в любви...
Гарри чувствовал себя Лавандой Браун, рассуждающей на розово-сопливую тематику.
И Гарри начал беситься. Тихо, про себя. Джинни садилась рядом, а он стискивал зубы, что бы только не отодвинуться. Она тянулась к нему губами, а он с ужасом смотрел на неотвратимо надвигающуюся перспективу ее лица, и в голову ему упорно лезли мысли о дикости поцелуя как процесса в принципе. Ртом едят, черт подери.
Она трещала без умолку, она молчала с картинно-изящным видом, она кокетливо смеялась, она плакала и спрашивала у Гарри, что случилось.
«Прости, Джинни, в тебе нет того кусочка тьмы, без которого я не смогу быть с тобой». Так ведь не скажешь, она не поймет. Да и никто не поймет.
В мире Джинни существовали конфеты, мама с папой, квиддич, братья, мантии, учителя, любовь, слезы, уроки, подруги, мягкие игрушки, Гарри и его героизм.
В ее систему понимания оного мира не укладывалась темнота. Она технически не могла понять, что он сам и понятия не имеет, в чем его героизм заключается, что ему бывает сложно сделать выбор, что бывает так, что ему вовсе не хочется делать никаких выборов, и вовсе не хочется продолжать войну, и вовсе не хочется идти убивать кого бы то ни было и мстить кому-то за что-то; что бывает, что его тошнит от лучших друзей; что бывает, что ему хочется уйти в отшельники – а на следующее утро он весел, радостен и причем радостен искренне – не потому, что он двуличен, а потому, что он живой человек; и что бывает, что она не нужна ему в данный момент даже не потому, что он ее не любит, а просто потому, что он хочет быть и говорить не с ней, а с кем-то еще.
Она не понимала и плакала. Но не бросала его – любила, наверное. А он не гнал ее от себя, стыдился. Паршивая и обыденная история.
- Поттер, сегодня вы превзошли самого себя. Вон из класса! – прогремел Снейп. Гарри, взвинченный до самого предела, вылетел из кабинета зельеварения. Рон сочувственно посмотрел ему вслед, Гермиона сдержалась, так как все еще была на него в обиде.
Ну и что с того, что перепутал соль с мышьяком? То белое и то белое, и кто ж знал, что это зелье предазначено для питья! («На доске было написано, умник», - подсказал ехидный внутренний голос, поднабравшийся недоброго от Мисс Грейнджер, но Гарри только досадливо отмахнулся. «Твое счастье, что Снейп вовремя заметил», - пожал плечами голос, - «Кребб бы умер. Вот и махай на меня после этого». Гарри подумал о том, жалко ли ему было бы Кребба, с грустью решил, что все-таки жалко, и со вздохом сел, облокотясь о стену,).
- Привет, - Гарри вскинул голову, - ты что здесь делаешь?
- А, это ты, - устало произнес гриффиндорец, - привет. Меня наказали.
- Опять? – изумилась Габриэль, - кто?
- Снейп, - поморщился он. Габриэль, собиравшаяся сказать что-то то ли ехидное, то ли поучительное, взглянула на него и передумала. Вместо этого она опустилась рядом с ним.
- Ты запачкаешь платье, - голосом утомленной мамаши произнес Поттер.
- Это проблемы Флер, - весело сказала девочка. – Как дела?
- Ну, меня выгнали из класса, как ты уже изволила выяснить. Какие тут могут быть дела?
- А Малфой? – невинно спросила Габриэль, краем глаза усиленно наблюдая за его выражением лица. Оно окаменело.
- Что – Малфой? – напряженно спросил Гарри.
- Дотащил? – все тем же беззаботным тоном продолжала вопрошать мисс Делакур-младшая.
- Дотащил, - с Гарри можно было статую ваять, так неподвижно он сидел, боясь малейшим движениям выдать обуревавшие его эмоции.
- Он очнулся?
- Нет, ты что!!! – Гарри, наконец, дернулся, уставившись на нее, как на ненормальную.
- Жаль, - задумчиво протянула она.
- Не могу с тобой согласиться, - сухо заметил Поттер, возвращаясь в свое истуканное положение.
- А знаешь, Гарри, что Годрик и Салазар вышли замуж? – неожиданно спросила она.
Гарри опешил от такой резкой смены темы. Впрочем, все лучше, что обсуждать Драко.
- Во-первых, замуж выходят женщины, твой «англесский» все-таки еще совершенствовать и совершенствовать. А во-вторых...ну, если Вольдеморт – наследник Слизерина, то можно предположить... – начал было он.
- Да нет, - нетерпеливо перебила его настырная девчонка, - они вышли замуж. Я имею в виду, друг за друга, - она глянула на него, дабы удостовериться в эффекте своих слов. - Ну, мне пора.
И Гарри в очередной раз остался в одиночестве с открытым ртом.
8.
Когда Рон, в крайне неприятном настроении (хотя он и не путал соль с мышьяком, Снейп нашел достаточно времени и фантазии чтобы попортить и его нервы), вернулся в спальню, чтобы захватить необходимые для Трансфигурации свитки и Гарри, он узрел крайне неожиданую картину, а именно лучшего друга, пребывающего в полном смятянии, метающегося по комнате и с порога потребовавшего с бедного Уизли незамедлительного ответа на вопрос о роли и значении гомосексуализма в мире волшебников.
Нащупав сзади кровать, Рон неуверенно сел, после чего слегка сдавленным голосом поинтересовался, какого пикси Гарри это понадобилось.
- Надо, - коротко ответил Гарри и яростым движением сел рядом, вцепившись в свою многострадальую прическу обеими руками. Рон попытался осторожненько отодвинуться, однако Гарри схватил его за плечо и начал втирать ему что-то, вращая полубезумными глазами, подобно маггловскому резиновому пупсу (такого Рон видел недавно у отца на работе – он, точнее, она, служила украшением на папином рабочем столе, и отсутствие у куклы ног и волос нимало Артура не смущало)
Из лишь слегка осмысленного монолога Золотого мальчика Рон понял, что Гарри если и слышал когда-нибудь о такм явлении, как нетрадиционная сексуальная ориентация, то только в качестве оскорбления от кузена в возрасте лет десяти.
Нельзя сказать, что сам мистер Уизли сколько-нибудь хорошо разбирался в данном вопросе, однако нельзя прожить в одном доме с кучей братьев, воспринявших, к сожалению, лишь весьма и весьма небольшую часть воспитательных мер Миссис Уизли (не считая Перси, который вообще воспитал себя сам, по собственному разумению – «самовлюбленный педантичный болван» - как коротко выражался Чарли, если речь заходила о братце), не узнав некоторых хотя бы элементарных основ отношений кого угодно с кем (или чем) угодно. Или неугодно – в случае Рона, так точно. Он не был категоричен к мирозданию в целом, но никто, кроме девушек (причем не более одной за раз) не смог бы привлечь его собственный интерес.
- Гарри, - наконец, решительно оборвал Рон лепечущего какую-то чушь Поттера, - Дружище, не знаю, какого мантикраба тебе все это понадобилось, но ты, кажется, слишком переволновался. – Гарри зарычал, и он поспешно добавил, - но я, конечно, расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Точнее, расскажу, если сам знаю, потому что я в этой теме...
- Правда, что Гриффинор и Слизерин? – перебил его дружище и жадно впился в него взглядом. Рон вздрогнул.
- Ч-что? Что – Гриффиндор и Слизерин?
- Годрик и Салазар, - активно, но не к месту покивал Гарри, поясняя, и продолжал буравить Уизли глазами. Рон захлопал ресницами, но под таким напором пришлось быстро соображать.
- А, - замялся он, - я не знаю точно, слухи ходят, это бы Гермиону надо спросить... – На этом месте Гарри практически свалился с кровати, и Рону пришлось заверять его, что Гермиона никогда, ни за что и не при каких обстоятельствах не узнает об этом разговоре.
- Расскажи-мне-как-это-бывает, - выпалил Гарри затем в одно слово.
- Как что бывает? – испугался Рон сомнительных бесед на тему радостей нетрадиционного секса.
- Ну, это, - охотно разъяснил Гарри.
- Что – это? – у Рона противно засосало под ложечкой. Кажется, он не зря боялся. Однако, взлянув на горящие глаза друга, он понял, что от этой беседы ему не отвертеться и, с видом приговоренного к утоплению через повешенье и с глубоким вздохом начал свою повествование.
В голове у него вертелось «Ну почему я? Где справедливость?». Но он все ж-таки был лучшим другом Гарри. И если тому взбрела в голову блажь послушать обо всем, что Рон знал об однополой любви, так тому и быть. Хотя если бы Рону сказали о возможном возникновении подобной ситуации раньше, он бы воспринял это как бред пьяного боггарта.
Через полчаса вид Гарри, в полнейшей прострации валяющегося на полу, вселил надежду в сердце иссякшего Рона. Однако, стоило ему замолчать, Гарри немедленно оторвал голову от пола и воззрился на него с ничуть не утомленным видом. Рассказчик подавил очередной вздох.
- Как люди понимают, что они – это самое? – спросил Поттер.
- Мне-то откуда знать! – возвел очи горе Рон.
- А как относятся к этому их семьи, друзья?
- Да не знаю я! – разозлился Рон, - Фред и Джордж, кроме меня, никогда никому ничего...
- ЧТО?! – вскочил Гарри, - ты что? Ты что?! – он снова вцепился в волосы. - Они же братья!
- Я знаю, - вяло ответил Рон. – Так бывает часто, среди волшебников. Только последнее время это зазорно считается. Министерство борется с этим, считает это развращающими пережитками средних веков. – заметив удивленный взгляд Гарри, он нехотя пояснил, - я запомнил это словосочетание, потому что Фред с Джорджем любят цитировать его. Юмор такой, невеселый, правда.
Гарри вдруг очень четко представил рыжих близнецов: не таких, как всегда, веселых задир, не относящихся серьезно абсолютно ни к чему, а грустно усмехающихся, осознающих разом свою беду и свое счастье.
Рон внимательно посмотрел на него.
- Шутка, - коротко произнес он. Улыбку с его лица стер Гарри яростно, накинувшийся на друга.
- Ты в своем уме?! Я тут чуть богу душу не отдал! – завопил он. Рон, отбиваясь от него, пытался оправдаться:
- Да не бей ты меня! Откуда я мог знать, что ты поверишь такой ерунде? Что бы Фред с Джорджем... – тут он, не удержавшись, заржал таки. Гарри дал ему пинка и угрюмо отошел, наблюдая исподлобья за весело хохочущим товарищем.
- Это что, - отсмеявшись, сменил тему Рон, - вот когда про Миллеров выяснило ...
- А кто это? – естественно, тут же поинтересовался Гарри.
- Два брата, учились в Слизерине, младший закончил лет девять назад. Так что такое правда между родственнками у нас встречается. Одному было семнадцать, другому пятнадцать. Мне Чарли рассказывал.
- И? – замирая, спросил Гарри.
- Весь Хогвартс гудел. Их думали даже выгнать, некоторые учителя настаивали, многие родители возмущались. Дамблдор был за них, разумеется.
- А студенты?
- Э, - пренебрежительно махнул рукой Рон, - им все равно, разве что для девчонок повод посудачить, кое-кто их, конечно, обходил стороной, но в основном мы, ты же сам знаешь, народ то-ле-рант-ный. Дементором в розовой пачке, и то не удивишь. К тому же там тогда Малфой-старший слыл этакой секс-легендой, романтический образ, блин.
- Он-то тут причем? – недоуменно спросил нахмурившийся Поттер.
- А ты не знаешь? – Гарри помотал головой, - ну, он ведь этаким красавцем считался в то время, не знаю кем, правда, мне этого не понять – ну за ним и бегало пол Хогвартса. А потом выяснилось, что он как раз таки, в тему твоего вопроса, мальчиков препочитает. Причем желательно, себе подобных, забавно, да? Нотт тогда его визави считался, а Нотта нашего папаша как раз блондин. Правда, на Малфоя не очень похож.
Гарри сидел, пытаясь справиться с обрушившейся на него информацией.
- А как же... Драко? – слабо пролепетал он.
- Ну, не знаю, наверное Люциус женился из соображений продолжения своего мерзкого рода... Плохо у них в семье, говорят, - неожиданно с сочувствием сказал Рон. – Я их терпеть не могу, что папаша этот патлатый, что сынок хорькоподобный. Но он ведь не от хорошей жизни такой придурок. Маман его, вроде как, с мужем не в ладах.
- Да ты откуда это все знаешь? – не выдержал Гарри, изумляясь познаниям друга в области сплетен.
- Братья, - пожал плечами Рон.
- Да у тебя, я смотрю, не семейка, а радиовещание какое-то, - улыбнулся Гарри.
- Чего? – не понял Рон.
- Не важно, маггловское слово, - отмахнулся Гарри, - ну так а что Малфой?
- Что – Малфой? Малфой сам видишь, какой вырос. Девчонка девчонкой. Не кормят его дома, что ли? Его даже жалко. И Мерлин знает, что у них там дома творится.
- Ты думаешь, - ошеломленно проговорил Гарри, в очередной раз вскакивая на ноги, - что его отец...
- Что? – переспросил Рон.
- Что его отец... снова взялся за старое?
- Нет, ты чего, я этого не говорил! Как тебе это в голову пришло! Я этого не знаю, и знать не хочу. Фу, думать противно! – бурно запротестовал Рон. – Я имею в виду только то, что у Малфоя едва ли самые лучшие родители на свете.
Но Гарри продолжал ожесточенно терзать свои волосы, и Рона уже почти не слушал.
Одним словом, о том, что бы успеть на Трансфигурацию, речи уже и не шло.
Габриэль плохо спала эту ночь, все думала – поговорить ли с Поттером, или нет. Велика вероятность того, что ее в очередной раз воспримут как маленькую глупую девочку, и нормального разговора не выйдет. С другой стороны, ей, быть может, слегка эгоистично, очень хотелось быть участницей того, что, несомненно, происходило. Что бы не происходило.
В конце концов она решила Поттера пока не трогать и попробовать наладить контакт с Малфоем.
Едва только рассвело, как она была уже на ногах. Поскольку Флер еще сладко спала, а до завтрака было еще часа два, девочка решила немного прогуляться.
Апрельский ветер оказался неожиданно холодным. Габриэль поплотнее закуталась в шаль и медленно пошла по направлению к озеру. Тишина стояла редкостная, такая, какая бывает только очень ранним весенним утром – слышен только шелест ветра и редкое щебетание начавших просыпаться птиц. Яркие лучи солнца бросали россыпи зайчиков на умытые росой, и оттого сверкавшие листья, царило необыкновенно умиротворение, и Габриэль впервые за всю ее короткую жизнь пришла в голову мысль, что апрель – самый колдовской месяц для юных волшебниц.
Ей захотелось поворожить.
Сказано – сделано, она прибавила шагу и вскоре оказалась у озера, сиявшего в утреннем свете. Она присела на маленькую дощатую пристань и заглянула в воду. Вода была непрозрачной и словно наполненной призрачными радужными вихрями – это означало, что сейчас самое время для ворожбы.
Габриэль сложила руки, переплетя пальцы, как ее учила давным давно мама, а потом - Флер. Она вгляделась в воду и начала творить свое колдовство. Со стороны это напоминало старинную гравюру – маленькая девочка, свесив вниз золотые кудри, смотрит на свое отражение; только на самом деле она смотрела совсем не на него.
Когда Флер показывала Габриэль колдовство, ей редко когда удавалось все сделать правильно – у старшей сестрицы вечно что-то не ладилось, она хмурилась, кусала губы, пытаясь вспомнить или почувствовать, но под конец, расстроившись, как правило, все бросала. Лишь несколько раз ей удалось показать сестренке что-то действительно стоящее.
Габриэль делала все также, как и Флер, но у нее получалось лучше. Стоило ей произнести нужные слова – и мир рассыпался перед ней и собирался вновь, составляя причудливые картины, понятные и чуждые одновременно. В светящемся калейдоскопе были совсем другие законы, там терялась способность знать, и появлялась способность ощущать, там было тихо и пусто, и в тоже время играла музыка, все было насыщено запахами и красками. Там не было времени.
Это было нечто, чего никогда не увидит человек, будь он магглом или колдуном.
Тихо улыбаясь, Габриэль задает вопрос – и погружается в мир иной магии.
Флер проснулась, как всегда, весьма неохотно. Было восемь, завтрак начинался только через час, однако стоило пойти и позаботится о том, чтоб у Гэб все было заранее приготовлено, чтобы она не бегала весь день голодной, неумытой и неодетой.
- Гэб, - позвала она из ванной, где смогла наконец, полностью открыть глаза. – Гэб! – повторила она погромче. С зубной щеткой в зубах, она вышла обратно в комнату и проверила смежную. Никого. – Куда подевалось это наказание, - с трудом проговорила она сквозь щетку и быстро закончила утренний туалет.
Она подошла к одному из портретов в комнате. На портрете был изображен спящий под яблоней старик.
- Мэнфред, - тихо позвала она. – Менфред! – повторила она погромче. Старик открыл один глаз.
- Чего тебе, растрепка, - заскрипела эта рухлядь.
Флер машинально пригладила волосы, и соседнее зеркало насмешливо захрюкало.
- Мэнфред, миленький, - она знала, что с портретами надо поласковей, - скажи мне, пожалуйста, не видели ли зеркала и картины мою сестричку, Габриэль?
- Не знаю никаких сестричек, - ворчливо отзвалась картина, - ты-то кто такая?
- Я Флер, - нетерпеливо отозвалась девушка, - я тут уже полгода. Ты меня знаешь.
- Студентов – знаю, - скороговоркой захрипел Мэнфрид, - Эббот-Нотт-Стюарт-Уизли-Малфой-Грейнджер-Фридман-МакМиллан-Поттер-Вайоминг-Причард-Джеворски-Кребб...
- Стой, стой! Я не студентка, я преподаватель, - в отчаянии воскликнула Флер. Зеркала и портреты всегда были несносными, но ни одно еще не пыталось выдать ей список всех студентов.
- Молода еще, - старик закрыл обратно свой глаз и захрапел. Флер стукнула по раме кулачком, но это не возымело никакого эффекта.
«Ладно, - подумала она, - попробуем по-другому»
Она крепко обняла себя руками и задрала подбородок к потолку. «Пожалуйста, пусть все получится». Раскрутившись на каблучке она взмыла в воздух и зависла там, кружась с бешеной скоростью. Прошло несколько секунд. Затем ее ноги плавно коснулись пола, взметнувшиеся волосы улеглись обратно в точности как были.
- Она у озера, - произнесла Флер и скорым шагом вышла из комнаты.
Гарри вяло ковырял овсянку. Вчерашняя беседа с Роном не только не вернула ему душевного равновесия, но наоборот, окончательно расстроила ему нервы. Ночью ему снился какой-то бред – то высокая башня, в которой якобы заточена запуганная мужем Нарцисса Малфой, то Фред и Джордж, пугающе естественно целующиеся, то Драко с отцом, который... На это месте Гарри поперхнулся таки соком, и Гермионе пришлось от души поколотить его по спине. Это, кстати, послужило предлогом для перемирия и старые друзья с взаимной радостью восстановили дружественные отношения. Это пришлось очень кстати, ибо задание по Травологии было удручающе невыполненным.
Рон сидел спокойно, лишь время от времени осторожно поглядывая на друга. Каждый раз, когда взгляд Гарри невольно устремлялся туда, куда не стоило бы, Рон приглушенно вздыхал и еле заметно покачивал головой.
Малфой восседал совершенно прямо, впрочем, как всегда, с царственным видом жуя бутерброд. Нотт иногда обменивался с ним репликами, а Забини явно пыталась пофлиртовать (видимо, сидя за столом, разница в росте не так уж замечалась, а Малфой был все-таки крайне хорош собой, да и о положении общественном надо думать). Драко флиртовать был не настроен. Он прошептал что-то Нотту, вилкой указывая на Гарри. Нотт засмеялся, а белобрысый криво усмехнулся.
Рон неожиданно понял, что не знает, насколько далеко зашло дело и испугался за Гарри.
- Гарри, - жарко зашептал он другу на ухо, - чего это они смеются над тобой?
- Не знаю, - шепнул тот в ответ, - а почему шепотом?
- Мало ли, - неопределенно махнул вилкой Рон, - а ты уверен, что ты...
- Что я что?
- Что у тебя с Малфоем все в порядке? – решился Рон, искоса глядя на Гарри.
- Как это у меня может быть все с ним в порядке? – ненатурально изумился Гарри, - он маленькая смазливая сволочь, слизеринец, хорек и ублюдок, сын Упивающихся и наверняка сам уже не без метки. Какой тут может быть порядок?
- А, - протянул Рон, безошибочно вычленив самый существенный эпитет из сего излияния. – Смазливый, значит.
На это Гарри промолчал, предпочтя овсянку ответу.
После завтрака была Травология, на которой кроткая Профессор Стебль, наконец, вышла из себя и заявила, что еще раз трех одинаковых работ она не потерпит. Гермиона была все себя от смущения, и ту же прилюдно поклялась, что списывать больше не даст никогда, никому и ни за что. Гарри с Роном в унисон вздохнули, причем Гарри еще прошипел на парлсетанге «предательница», а Рон из осторожности промолчал. Гермиона вздернула нос, но ссорой это на этот раз, к счастью, не кончилось. Может, потому что она парлсетанга не знала.
После урока Гарри, подозрительно хорошо осведомленный о слизеринском расписании, ускользнул от друзей (не то тчо бы Рон не заметил, но он предпочел воздержаться от комментариев) и отправился на поиски Малфоя. Ему срочно требовалось что-то выяснить.
Однако, вместо Малфоя, он наткнулся на Габриэль. Девчонка вечно крутилась под ногами последнее время. Сейчас она повела себя странно. Побдежав к Гарри, она схватила его за руку и прощебетала:
Ooh, c’est сharmant, c’est magnifiquement! – и смеясь, закружилась вокруг него.
- Что? – опешил он. По-французски он знал всего одно слово, и то неприличное.
- Ничего, - смеялась она, - ничего. Он за этим углом. Удачи! – с этими словами она убежала, и Гарри в очередной раз поразился ее ловкости исчезать почти мгновенно.
С бьющимся cердцем он завернул за угол и сразу же столкнулся в с прищуренным взглядом серых глаз.
Все даты в формате GMT
5 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
